Марго и демиург. Роман - Маргарита Минина

– А как это возможно? Мы же все разные? – спросил кто-то.

– Вот тут мы и переходим к одному из главных пунктов предлагаемого сценического решения. Вы выходите друг за другом, и все – одинаковые. Для этого придется сшить и напялить на себя одинакового цвета, мне кажется, что лучше всего – серые, и просторные, даже бесформенные балахоны. Чтобы скрыть всякие там выпуклости, чтобы устранить по возможности различия между мужским и женским полом. А на лицах у вас с этой же целью будут одинаковые маски. На самом деле, масок не будет, да они и не нужны. Лица мы покрасим белилами. Всем нарисуем черные высоко поднятые брови, а ртам придадим с помощью ярко-красной помады одинаковые очертания и изгибы. На головах у всех будут одинакового покроя шапочки, под которые девочки спрячут свои волосы. Словом, после этого вас и родная мать не отличит, уверяю вас.

– Ох, в каких же уродин вы хотите нас превратить! – в шутливом ужасе завизжали девчонки хором.

– Что ж, искусство требует жертв. И эту старую, как мир, истину вам придется прочувствовать на себе. Если вы, конечно, согласитесь. У нас участие добровольное. Мы никого не держим. Но учтите – выход свободен только до начала репетиций. Дальше уж вам никуда не деться, чтобы не подводить товарищей.

***

Никто и не вздумал уходить, так что АМ после некоторой паузы продолжил:

– Правда, кроме внешности остается еще различие в голосе. Неповторимые, так сказать, интонации. Может быть, кто-то думает, что сможет выделиться, с особым чувством произнося свои монологи? Нет, и этой возможности вы будете лишены. Мы постараемся свести все различия к минимуму. Во-первых, монологов почти и не будет. А, во-вторых, свои реплики вы должны будете подавать максимально невыразительно, безучастно. В идеале – безлично, не выражая голосом никаких эмоций. Это, кстати, невероятно трудная актерская задача. И поверьте, я вовсе не пытаюсь подсластить пилюлю. В конце концов, наш театр – это новое слово в театральном искусстве или нет? Конечно же, новое. Так что извольте соответствовать!

Вот вы выходите на сцену, подходите к бельевой веревке и равнодушно и якобы случайно снимаете с нее таблички с именами. И тот актер или актриса (ибо это не имеет значения), который выберет табличку с именем Яго, будет играть Яго в первой сцене. А в следующей он (или она) превратится, скажем, в дожа или в Бианку, любовницу Кассио. Или в Дездемону. В Дездемону, кстати, превратится любой, у кого окажется этот самый пресловутый платок.

Словом, перед нами стоит очень сложная задача. Будет трудно, будет скучно, у многих начнут опускаться руки, кто-то впадет в отчаянье, но зато я обещаю – если у нас получится что-то мало-мальски толковое, мы все словим такой кайф, который с лихвой окупит наши огорчения и страдания.

Да, чуть не забыл, у нас же все по-честному, так ведь? Этой всеобщей одинаковостью мы убиваем сразу двух зайцев. Первый заяц – это необходимость точно следовать режиссерскому замыслу. А вторым выстрелом мы решаем проблему отсутствия у вас актерского мастерства. Да, вполне возможно, что в ком-то из вас таится и спит до поры новый Смоктуновский или Комиссаржевская. Но ни вы, ни мы об этом пока не догадываемся. Учить же вас сценическому мастерству с нуля – это, как говорится, дохлый номер. Времени на это у нас нет. А задачу, которую мы перед вами ставим, вы вполне способны решить даже без элементарных актерских навыков. И это, пожалуй, единственный, зато верный способ, чтобы вы выглядели на сцене натурально, и зрители вам поверили.

– А как же Отелло? Вы о нем ничего не сказали. Он же точно не может быть, как все?

– С Отелло у нас пока большая проблема. Красить его в черный или в белый цвет мы, конечно, не станем. Если он выйдет без грима, то по контрасту с белыми лицами остальных и так будет выглядеть черным. Но не в этом дело. Он единственный, кто в этом спектакле должен сыграть свою роль по-актерски. Пока мы не знаем, как будем выкручиваться. Мы даже думали пригласить кого-нибудь из прежнего студенческого театра, реального актера. А, может быть, мне с вашей помощью удастся уговорить сыграть Отелло нашего уважаемого КА.

– Точно! Это будет здорово! – закричали мы.

– Да, но покамест он наотрез отказывается.

– Ничего, мы его уговорим. А не уговорим, так уломаем, – заверили мы. – Ведь правда же, КА, вы же согласитесь?

– Посмотрим, – неопределенно ответил он и добавил: -Конечно, было бы правильнее и лучше, если бы Отелло отыскался среди вас. В общем, будем искать.

АМ обошел нас всех и вручил листки с текстом, в который они с КА превратили шекспировскую пьесу. Это была довольно тощая стопка – от силы страниц 20-ть.

– Вы должны прочесть это внимательно и, если возникнут замечания или дополнения, смело вносите их в текст. Да, и информирую вас, что мы переходим на встречи дважды в неделю – по вторникам и пятницам, и в следующий раз приступаем к репетициям.

***

После этого собрания театрального коллектива театра «Нечайка», большая и лучшая половина труппы в лице юных актрис пребывала в состоянии восторга и упоения. Мы были восхищены идеей, а, главное, нашими режиссерами, и наперебой восклицали:

– Какие они прекрасные!

– Какие талантливые!

– Да нет! Они просто святые!

Наш пыл несколько охладила Ленка Павлова, заявившая:

– Ага, знаем мы этих святых, особенно, если они в прошлом были «служителями Мельпомены».

– Да ты, Ленка, откуда о них знаешь?

– Да уж знаю.

– Но откуда все-таки?

– Так у меня тетушка режиссер в очень известном московском театре.

Когда Ленка назвала всем нам известную фамилию и театр, в котором тетушка работает, мы просто ахнули:

– Неужели она – твоя тетя?

– Представьте себе, тетя. И вот эта самая тетя много чего про них рассказывает, если выпьет.

– И что же она рассказывает?

– Да ничего особенного. Например, что все они без исключения целыми днями бухают и трахают всех молоденьких актрис. Так трахают, что просто пыль театральная висит столбом, как будто ковры выколачивают.

– И что?

– А то, девки, что вы тоже относитесь к категории молоденьких актрис. Даже чересчур молоденьких. Свежачок, можно сказать. Поэтому я вам настоятельно советую, а особенно тем, кто от них глаз не могут отвести (тут Ленка выразительно взглянула на меня) уши не развешивать от их речей, а поостеречься. А то как бы кого-то они под шумок не обрюхатили.

– Злюка ты, Ленка! – вспыхнула Элька, перехватившая ее брошенный на меня взгляд. – И язык как помело. Наши-то тут причем?

– Мое дело предупредить, – ухмыльнулась Ленка и величественно, как Комиссаржевская, удалилась.

***

В тот же вечер я рассказала родителям о режиссерском замысле АМ. Папа сказал: «Да, интересно. Но задача слишком трудная для самодеятельного театра. Боюсь, вам она окажется не по зубам». Мама с ним согласилась, но сказала: «Пусть попробуют. В любом случае, это будет здорово. Мне даже завидно. Я слишком поспешила родиться!.. Сама с удовольствием оказалась бы на их месте. Увы, у меня такой возможности не было. Ах, где мои семнадцать лет!»

А со вторника мы приступили к репетициям. Вопреки тому, что АМ сказал на последней встрече, они все-таки начали с «этюдов», чтобы лучше оценить актерские возможности каждого. Они просили нас разыграть какую-нибудь сценку – например, как мы собираемся, опаздывая в школу. Или как мы ведем себя при встрече с человеком, с которым находимся в ссоре. И так далее. Мы пытались что-то изображать. «Естественнее, естественнее себя ведите! Помните о руках!» – покрикивал на нас АМ. КА тоже делал нам замечания, а иногда сам поправлял нас и показывал, как выразительнее выполнить тот или иной не дававшийся нам жест. У него всегда это выходило гораздо лучше.

Мы старались, как могли, но у нас не очень-то получалось. Наши режиссеры были явно недовольны и с тоской, насупившись, наблюдали за нашими усилиями. АМ, как человек более темпераментный, то и дело начинал ругаться:

– Что вы стоите и ходите, как деревянные?! И руки не знаете куда девать!

– Спокойнее, коллега. От ваших криков они совсем зажмутся, – успокаивал его КА.

После этих слов АМ на какое-то время стихал, но потом забывался и снова начинал нас «зажимать».

В общем, мы чувствовали себя очень неуютно и нервничали, когда наступала наша очередь что-то изображать. Но на второй или третий раз дела пошли лучше. Во всяком случае, я чувствовала, что мне порой удается немного расковаться и вести себя естественно. К этому времени мы, будущие «звезды», постепенно перезнакомились друг с другом, и у нас стало зарождаться что-то вроде актерского братства, что, впрочем, происходит всегда, когда группа людей увлеченно занимается каким-то общим делом.

***

На каждой репетиции АМ продолжал критиковать всех напропалую. Всех, кроме меня. И даже пару раз ставил другим в пример: